«Клятва»: Рецензия Киноафиши
Чен Кайге попробовал себя в самых разных жанрах – от китайской исторической саги («Император и убийца») и лирической истории юного скрипача («Вместе») до американского триллера («Убей меня нежно»); настало время фэнтези. Совершенно очевидно, что автора «Императора и убийцы» захватил мощный поток китайско-гонконгско-тайваньского фэнтези-ренессанса, когда полубезвестных создателей второсортных жанровых поделок вдруг оттеснили такие зубры, как Анг Ли и Чжан Имоу, вместо приключенческих фэнтези-казусов предъявившие зрителю высокое искусство: первый – «Крадущегося Тигра, Затаившегося Дракона», второй – историко-эпических «Героя» и «Дом летающих кинжалов» (последнюю картину, впрочем, лишь с огромной натяжкой можно причислить к числу творческих удач). Нужно заметить при этом, что для всех перечисленных фильмов Ли и Имоу характерна глубокая укорененность в китайском эпосе: история и миф, разделенные в европейском сознании, но неразлучные в мире Поднебесной, предстают у этих режиссеров едва ли не во всех своих характерных родовых чертах.
Совсем иное дело «Клятва». Здесь фэнтези, несмотря на визуальный национальный колорит, не имеет практически ничего общего с картинами мифоэпической древности и гораздо больше походит на рассказы о Конане-варваре, лишенные по большому счету какой бы то ни было духовной почвы. История со сдобной булочкой, которая, будучи экспроприирована несмышленой девчушкой, меняет судьбы целого поколения (следствия этого осевого для истории акта – невозможность любить для главной героини и кризис доверия у правителя Севера, оборачивающийся геноцидом некой Снежной страны), кажется совсем уж нелепой, особенно на фоне финального тезиса о том, что клятвы можно преступить, а волю богов – с легкостью поменять. Вероятно, Чен Кайге довольно смутно представляет себе образ и сущность божественного, раз думает, что в сюжете, пусть даже только стилизованном под древнее предание, можно с такой легкостью разрушать архитектонику и теологию эпоса и мифа.
Впрочем, если присмотреться повнимательнее, откуда «растут ноги» нового произведения Чен Кайге, можно увидеть несколько неожиданные вещи. Похоже, над «Клятвой» своего рода дамокловым проклятием довлеет модернизированный восточнославянский фольклор. Значительная часть фильма разыгрывается на фоне лесостепных не то велико-, не то малороссийских пейзажей (напомню, моду на украинские березки ввел еще Чжан Имоу, чей «Дом летающих кинжалов» был, как известно, процентов на семьдесят отснят в Ивано-Франковской области), причем происходящее во многом самими этими пейзажами и продиктовано: когда раб из Снежной страны спасает на красной веревочке облаченную в белое принцессу, летящую за ним по воздуху, это слишком уж подозрительно напоминает погоню панночки за одержимым демонами Хомой Брутом, а сожительство упомянутой принцессы с бывшим командующим императорской армией выполнено в стилистике знаменитого в свое время фильма «Олеся» режиссера Бориса Ивченко. Именно обилие подобного рода невольных гоголевско-купринских заходов в фольклорно-эпическую мифопоэтику в сочетании с искусственностью и надуманностью «внекорневого» современного фэнтези как раз и определяет сюжетно-смысловую ткань «Клятвы», причем в гораздо большей степени, нежели китайская национальная традиция.
Vlad Dracula
