«Хаген. В долине Нибелунгов»: Рецензия Киноафиши
Пространный пересказ средневекового сюжета.
«Песнь о Нибелунгах» — поэма, ставшая своего рода «Илиадой» для германцев. История вполне реального падения бургундского королевства в V веке после сражения с гуннами соседствует в этом эпосе с придворной средневековой мелодрамой и более древним пластом национальных сказаний о гномах-нибелунгах, валькириях и драконах. «Полны чудес сказанья давно минувших дней», — так этот союз мифического и исторического объясняет неизвестный автор поэмы, написавший ее в начале XIII века.
Универсальность мира «Песни», открытая для каких угодно интерпретаций, возбуждала творческие умы. Рихард Вагнер создал на ее основе эпический оперный цикл о неизбежности гибели богов, а бедняга Карл Густав Юнг чуть было не застрелился после сна, в котором он убивает Зигфрида — выразителя национального немецкого духа. Очередной жертвой поэмы стал современный писатель Вольфганг Хольбайн, представивший собственное прочтение старой истории.
Главной новацией романа, по которому поставлен фильм, было допущение, что Хаген из Тронье (Гийс Нейбр), в «Песне» предательски убивший легендарного Зигфрида, на самом деле не такой уж злодей да и совсем никакой не убийца. Дерзкий ход, если учесть, что Хаген стал архетипическим предателем, а его имя обрело в этой связи нарицательное значение.
Фильм, если отбросить несущественный пролог, начинается с прибытия в столицу бургундского королевства Вормс Зигфрида (Доминик Маркус Сингер), который лишь недавно стал монархом.
Единственным, кто не боится воинственного гостя, оказывается спокойный как камень Хаген. Бургундский маршал с печальным взглядом и твердой рукой бесконечно предан королю и молчаливо влюблен в его сестру Кримхильду (Розалинд Мюнстер) — прекрасной королевы-валькирии, которая пылает страстью к принцу Ксантена.
Распутывать этот утомительный мелодраматический клубок человеческих и иногда божественных страстей непросто, а чаще всего неинтересно. Внутренний конфликт между долгом перед королем и чувствами к Кримхильде, медленно тлеющий в душе Хагена, кое-как поддерживает интерес к происходящему в первой части повествования. А вот мелочной зависти к славе Зигфрида и унылой ревности к Брунгильде, которые испытывает трусливый Гюнтер, едва хватает на вторую его часть.
Изредка на периферии появляются политические неурядицы. То на горизонте показываются датчане с саксонцами, то воинственные гунны во главе с Аттилой. Но повсеместную апатию не под силу разогнать даже им. Великое переселение народов, о котором напоминают титры в самом начале, еще никогда не было показано столь томно.
В самых общих чертах сюжету не хватает точности и акцентов. В личном конфликте Хагена и Зигфрида иногда видится разногласие более высокого порядка. Маршал бургундцев воплощает порядок, дисциплину и непоколебимость вертикали власти, а буйный принц Ксантена — дионисийский хаос и свободу. Но назвать Зигфрида жертвой порядка нельзя из-за выкрученной на максимум мелодраматической линии. Оттого смерть героя — привлекательный сюжетный троп — выглядит не трагично, а почти заурядно. Опуститься до уровня обычного убийства из-за ревности мешает только динамика отношений Зигфрида и Хагена, нашедших нечто общее.
Кажется, что режиссеры и соавторы сценария Филипп Штеннерт не совладали с огромным идейным наследием поэмы, искривленно переданным в романе Хольбайна. В сюжете фильма есть несколько явно недоразвитых линий. Мать Гюнтера и Кримхильды Ута появляется в самом начале, а затем бесследно исчезает. Гном Альберих после долгих намеков наконец раскрывает Хагену правду о гибели его семьи, но это никак не влияет на его поступки. Это, к слову, придумка Хольбайна — в первоисточнике ничто не указывает на гибель Тронье.
Как ни странно, Босс и Штеннерт куда лучше справились с режиссурой. Камера завораживающе отстранена, тон повествования освежающе холоден, а декорации и виды природы подчеркнуто аскетичны. Отдельным украшением фильма стала благородно сдержанная игра Гийса Нейбра и порывистая несдержанность Янниса Нивёнера. Однако визуальному языку фильма не хватает того же, что и сюжету — акцентов и образной выразительности. «Хаген», в отличие от «Песни и Нибелунгах», едва ли вызовет у зрителя экстатические сны вроде тех, что увидел Юнг.
